Харриса вновь нахлынуло неодолимое чувство: перед ним — та же женщина, которую он привык видеть раньше, восставшая, словно феникс, из пепла.

— Ну что, Джон, — начала она тем тихим, ироничным, хрипловатым голосом, который Харрис помнил в мельчайших подробностях, — ну что, я ли это? — В голосе слышалась абсолютная уверенность. Дейрдре знала, что она — это она. — Шок пройдет, сам понимаешь. Со временем станет легче. Я, например, уже совсем привыкла. Смотри!

Она отвернулась, проплыла по комнате с прежней грацией танцовщицы, остановилась у зеркальной стены и стала прихорашиваться (в прошлом Харрис не раз заставал ее за таким занятием): провела гибкими металлическими ладонями по складкам кольчужного одеяния, повертелась перед зеркалом, бросила взгляд за металлическое плечо и встала в классический арабеск. Кольчужные складки, качнувшись, издали мелодичный звон.

Колени Харриса подломились, и он рухнул в кресло, где недавно сидела Дейрдре, — потрясенный, зачарованный, утративший контроль над мускулами. В отличие от него Дейрдре держалась спокойно и уверенно.

— Это чудо, — твердо заявил Харрис. — Это действительно ты. Но я не понимаю, как…

Он хотел сказать: «…как — без человеческого лица, без человеческого тела?» — но решил, что уместнее будет промолчать. Дейрдре, однако, поняла, как он намеревался закончить фразу, и ответила без тени смущения, не отвлекаясь от созерцания пластики своего нового тела:

— Главное — движение. Видишь? — Легко привстав на пружинистых пальцах армированных ног, она исполнила безупречный аншенман, сделала пируэт и повернулась к Харрису. — Мы с Мальцером отрабатываем движения с тех самых пор, как я научилась контролировать тело. — Должно быть, ей вспомнились трагические события прошлого. Голос потускнел, но спустя мгновение она продолжила: — Было непросто, но очень увлекательно. Ты не представляешь, насколько увлекательно, Джон! Мы знали, что не сумеем воссоздать мою прежнюю внешность, поэтому пришлось искать новую точку опоры. А движение — еще один основной компонент узнавания, дополняющий физическое сходство.

Она неслышно пробежала по ковру, встала у окна, глянула вниз, чуть опустив несуществующее лицо, и свет заиграл на деликатных намеках на скулы.

— К счастью, — с усмешкой в голосе продолжила она, — я никогда не была красавицей. Мои сильные стороны… наверное, это жизнелюбие и координация движений. Долгие годы тренировок, и все они вот здесь. — Она легонько, но звучно щелкнула пальцем по золотому шлему. — У меня в сознании. Нейрофизиология. А тело… Мальцер тебе не говорил? Этим телом управляет один лишь мозг. Электромагнитные токи струятся от кольца к кольцу. Примерно так. — Она повела рифленой бескостной рукой, изображая течение воды. — Я двигаюсь только благодаря — повторяю, только благодаря! — электромагнитным токам. Это моя мускульная сила. Окажись в этом теле кто-то еще, кто в прошлом двигался иначе, гибкие кольца тоже двигались бы иначе, ведь ими управлял бы мозг другого человека. Мои движения — те же, что и раньше. Импульсы, что отдавали команды моим мышцам, теперь управляют… вот этим. — Она со змеиной грацией воздела руки, словно камбоджийская танцовщица, а потом от души расхохоталась, наполнив комнату таким бесшабашным весельем, что Харрис не мог не увидеть сияющие белизной зубы и морщинки радости на знакомом лице.

— Теперь все происходит подсознательно, — объяснила Дейрдре. — Поначалу, как ты догадываешься, много времени ушло на тренировки, но теперь даже подпись моя выглядит как прежде. У меня такая координация, что я воспроизвожу росчерк во всех его нюансах. — Она снова всплеснула руками, протянула их к Харрису и усмехнулась.

— А как же голос? — озадаченно спросил Харрис. — Этот голос не чей-то, а твой, Дейрдре!

— Голос — это не только контроль над дыханием и особенности строения голосовых связок, мой милый Джонни! По крайней мере, профессор Мальцер год назад заверил меня, что это не так, и у меня нет ни малейших причин усомниться в истинности его слов!

Она снова рассмеялась. Пожалуй, смеялась она чаще прежнего и с нотками истерического перевозбуждения, которые так хорошо помнил Харрис, но нынешней Дейрдре, как ни одной другой женщине, можно было простить и перевозбуждение, и легкую истерию.

Смех надломился, стих, и она энергично продолжила:

— По словам Мальцера, контроль над голосом почти полностью зависит от способности слышать собственную речь — разумеется, при наличии адекватного слуха. Вот почему у оглохших людей голос со временем утрачивает любые модуляции и становится совсем другим, хотя голосовые связки не меняются. К счастью, как ты уже понял, у меня прекрасный слух!

Она развернулась, звякнув складками мерцающего одеяния, и вывела октаву: сперва снизу вверх, до обворожительно высокой ноты, а потом обратно, сверху вниз. Каскад звуков был безупречно гладок, словно водопад. Не дожидаясь похвалы, Дейрдре продолжила:

— Видишь, как просто? Немного магии нашего гения-профессора, и я как новенькая! Для начала он модифицировал старый добрый «Водор». Ты наверняка слыхал об этом устройстве. В изначальном виде оно работает весьма неуклюже: разбивает речь на базовые звуки и собирает их в заданную с клавиатуры последовательность. Поначалу, как помню, я заикалась и шепелявила, но мы добились нужной гибкости диапазона, и теперь мой голос ничем не хуже человеческого. Мне остается лишь… скажем, мысленно наигрывать на клавиатуре звукового блока. Вроде так он называется. Конечно, эта задача сложнее, чем кажется, но я научилась решать ее не задумываясь, машинально; управляю голосом с помощью слуха, только и всего. Будь ты здесь, на моем месте, после должной практики твой голос рождался бы от таких же устройств: клавиатуры и диафрагмы. И это был бы именно твой голос, а не мой. Все дело в командах, которые мозг посылал живому телу, а теперь отдает механизму, в импульсах, при необходимости повышающих напряжение то тут, то там.

Она неопределенно обвела руками заключенное в кольчугу тело. Какое-то время молча смотрела в окно. Затем подошла к камину и опустилась в цветастое кресло. Маска повернулась к Харрису, и тот почувствовал, что Дейрдре испытующе смотрит на него из-за аквамаринового марева.

— Странно, — заговорила она, — ощущать себя в этом… этом… вместо родного тела. Но не настолько странно, как могло бы показаться. Я много думала — у меня предостаточно времени для размышлений — и начала понимать, сколь могучей силой является человеческое эго. Не рискну сказать, что оно накладывает мистический отпечаток на механизм, но эго тем не менее обладает сверхъестественными свойствами, передает их неодушевленным предметам, и у них появляется собственная личность. Например, у человеческого жилища. Я не раз такое замечала. Даже у пустой комнаты. С другими вещами происходит то же самое — особенно если от них зависит человеческая жизнь. У всякого корабля, к примеру, есть собственный характер. И у самолета. Во время войны то и дело